Андрей Солдатов

У Джона Ле Карре внушительный список поклонников в высших эшелонах советской и российской разведки. Ветераны КГБ обожают цитировать его книги, а два руководителя российской разведки позаботились о том, чтобы имя Ле Карре фигурировало в списке любимых писателей в их биографиях: это Евгений Примаков, первый руководитель СВР, а впоследствии премьер-министр; и Сергей Иванов, генерал внешней разведки КГБ и близкий друг Путина. Ветеран внешней разведки Михаил Любимов, возглавлявший британское направление в КГБ в 1970-е, очень гордится тем, что однажды был приглашен в дом Дэвида Корнуэлла (настоящее имя Ле Карре) в Корнуолле.

При этом широкой советской публике Ле Карре не был очень хорошо известен — по цензурным соображениям. До перестройки только два романа Ле Карре – «Убийство по-джентльменски» и «В одном немецком городке» — были переведены на русский язык и опубликованы.

Но факт остается фактом: ни один автор шпионских романов не получил такой популярности в мире, и спецслужбы Москвы пытались использовать Ле Карре для продвижения собственного нарратива о советских и российских разведслужбах.

Одержимость британцами

В КГБ всегда была фиксация на британских шпионах. В первые дни после революции британцы считались вдохновителями всей подрывной деятельности против Советского Союза. Именно в борьбе с британцами советские спецслужбы научились проводить длительные многоходовые контрразведывательные операции: в каждом учебнике КГБ есть история о серии успешных операций под ложным флагом, проведённых в ​​1921–1927 годах, позднее известных под кодовым названием «Трест». В ходе этой операции чекисты выманили в Советский Союз политически активных эмигрантов, а также британских шпионов, включая Сиднея Рейли — для помощи фальшивой антибольшевистской организации. Успех операции фактически уничтожил серьезные шансы на разжигание сопротивления большевикам из-за рубежа. Те сотрудники спецслужб, кто интересовался историей, были убеждены, что конфронтация с британской разведкой началась ещё до революции 1917: они ссылались на «Большую игру» XIX века и даже на убийство русского царя Павла I в 1801 году, которое, по мнению советских и российских историков, было организовано британскими агентами, чтобы настроить Россию против Наполеона.

В этом контексте Вторая Мировая война, в которой Великобритания и Советский Союз сражались на одной стороне, рассматривается лишь как временный перерыв в шпионском противостоянии двух стран, которое возобновилось сразу после окончания войны. В музее ФСБ на Лубянке есть зал, посвящённый трофеям, захваченным после 1945 года у антисоветских бойцов сопротивления в Прибалтике и Западной Украине, – и в основном это оружие и рации британского производства.

В годы Холодной войны американцы были главным противником СССР, но именно британцы пользовались наибольшим уважением у советских спецслужб.

Это уважение граничило с неприкрытым восхищением – многие сотрудники КГБ были англофилами. Офицеры, прикомандированные «помогать» Киму Филби, когда тот обосновался в Москве, с восторгом рассказывали, каким образцовым англичанином тот оставался, и как он умудрился сохранить свои британские привычки в СССР. После распада Советского Союза эти ветераны начали рассказывать о том, как Филби просил своих бывших студентов из КГБ привозить ему из зарубежных командировок его любимый джем, виски и сигареты. Одним из таких студентов был Михаил Любимов, полюбивший курить трубку и носить твидовые пиджаки, очевидно, под сильным влиянием личных отношений с Филби и времени, проведенного им в Лондоне в 1960-е в качестве сотрудника резидентуры КГБ в Великобритании.

Эта англомания успешно пережила крах Советского Союза. В круг этих англофилов входил Юрий Кобаладзе, глава пресс-службы СВР в 90-е, который в середине девяностых годов организовал неформальный «английский клуб» разведки в сине-белом особняке в Колпачном переулке в центре Москвы, где тогда находился пресс-центр СВР. Членами клуба стали сотрудники КГБ/СВР, служившие в Великобритании. Сам Кобаладзе работал в Лондоне под журналистским прикрытием корреспондента Гостелерадио в 1977–1984 годах.

Времена меняются, но статус британцев остается особым – когда СВР отмечала своё девяностолетие в декабре 2010 года, ведомство решило сделать англичанина Кима Филби символом разведки – мемориальная доска в честь Филби была открыта на здании СВР в присутствии директора ведомства.

При этом советские и российские шпионы никогда не испытывали такой же привязанности к Соединённым Штатам или американцам, шпионившим на КГБ и военную разведку.

Культурный контекст

Одержимость КГБ британцами сочеталась с практически полным незнанием советскими людьми современной британской культуры — это не поощрялось, потому что Соединённое Королевство было врагом. Французские фильмы попадали в советский прокат, и советские граждане прекрасно знали ведущих французских актёров — Ива Монтана, Алена Делона, Катрин Денев, Филиппа Нуаре, Анни Жирардо, Жан-Поля Бельмондо. В то же время Майкл Кейн и Шон Коннери были практически неизвестны, поскольку их фильмы не показывали в Советском Союзе.

Советские зрители не знали и английских шпионских фильмов. Джеймс Бонд был известен только благодаря советским газетам, где его ругали как циничного западного шпиона, и мало кто слышал об агенте Гарри Палмере из «Досье Ипкресс» (The Ipcress file).

Тем не менее фильмы о Бонде и «Досье Ипкресс» полностью изменили культуру шпионского кино, они ввели в уравнение свингующий Лондон 1960-х, что навсегда изменило восприятие широкой публикой шпионского жанра. Но этот факт был совершенно упущен из виду советскими зрителями и КГБ, поскольку эти фильмы так и не попали в советский прокат.

В 1960-х и 1970-х годах КГБ воспринимал шпионский жанр все еще в духе сороковых и пятидесятых годов – как мрачное пространство в стиле фильм-нуар, заполненное людьми в серых плащах. В чём-то они напоминали главных героев фильма Хичкока «39 ступеней», снятого в 1935 году по одноимённому роману Джона Бьюкена.

Первый советский шпионский фильм, действие которого происходит в годы Холодной войны, был снят по этим правилам. «Мёртвый сезон» вышел на экраны советских кинотеатров в 1968 году и сразу же стал хитом. В 1969 году фильм посмотрели 35 миллионов зрителей, и он занял двенадцатое место по популярности среди фильмов, выпущенных в СССР в тот год.

«Мёртвый сезон» оказал огромное влияние на рядовых сотрудников КГБ. Главной особенностью фильма стала его атмосфера: черно-белая картинка, на сером фоне мужчины среднего возраста в серых плащах разговаривают тихими голосами и практически ничего не делают (действие начинается только в самом конце фильма).

Сюжет построен на противопоставлении стойкого героизма советских разведчиком двуличию и цинизму британцев. По сюжету фильма советская разведка, узнав, что британцы (страна не называлась, но все признаки указывали на Великобританию), укрывают немецкого военного преступника в Англии, где ему предоставлена лаборатория для продолжения исследований по созданию нейрохимического оружия, воздействующего на человеческий разум, пытается сорвать эти чудовищные эксперименты.

КГБ обращается к герою войны и бывшему заключенному концлагеря, где нацистский ученый проводил свои жуткие эксперименты, и отправляет его в Великобританию, чтобы тот помог опознать военного преступника. В этом опасном начинании ему помогает опытный советский разведчик. Конечно же, он испытывает огромное презрение к британцам, цинично вставшим на сторону вчерашнего врага.

Фильм задумывался как пропагандистская акция КГБ. В фильме даже есть вступительная сцена, в которой реальный советский разведчик Рудольф Абель обращается к зрителям, глядя прямо в камеру. Он уверяет зрителя, что фильм, хоть и является художественным, основан на реальных событиях, и упоминает военную лабораторию в Портленде в Великобритании. Достоверности его словам добавляло то, что имя Рудольфа Абеля было широко известно в Советском Союзе. За шесть лет до того его обменяли на Гари Пауэрса, пилота американского самолета-разведчика U2, сбитого над советской территорией.

Создателям фильма также помогал сотрудник КГБ Конон Молодый. Молодый был советским нелегалом в Великобритании, действовавшим под видом канадского бизнесмена Гордона Лэндсдейла. Он был арестован и приговорен к 25 годам тюрьмы за вербовку сотрудников, работавших на базе Королевского флота в Портленде, где располагалась секретная военно-морская лаборатория (отсюда и упоминание Портленда во вступительной части фильма). Молодого тоже успешно поменяли.

Авторы «Мёртвого сезона» изобразили сотрудников КГБ как бойцов невидимого фронта с высокими моральными принципами – осуждающих лицемерие британцев и американцев, без колебаний использующих нацистских военных преступников для создания страшного оружия.

«В английском городе Портленд, в канадском Саффилде имеются лаборатории, в которых хранятся возбудители самых страшных эпидемий, которые когда-либо поражали человечество. Во время войны мне довелось встретиться с одним немцем – врачом, отъявленным нацистом, который цинично заявлял о том, что необходимо уничтожить беспощадно всех неполноценных людей во имя улучшения человеческого рода. Эти бредовые идеи не погибли вместе с нацистской Германией. В Соединенных Штатах Америки я встретился с одним американским офицером из Форта-Детрик и военно-химической лаборатории, которая там существует, который выражал те же самые мысли. Встает вопрос: раскрыть их замыслы. Раскрыть, чтобы избежать катастрофы», — говорит Абель зрителям во вступлении к «Мёртвому сезону». Создается ощущение, что это и есть главная задача КГБ — раскрывать чудовищные замыслы западных спецслужб, «чтобы избежать катастрофы».

На самом деле Рудольф Абель — его настоящее имя Вильям Фишер — родился в Великобритании, до войны занимался шпионажем в Великобритании, во время войны готовил диверсионные группы в России, а после войны был отправлен в США нелегалом, чтобы помочь украсть секреты атомной бомбы. Он никогда не участвовал в разоблачении нацистских военных преступников.

Нарратив КГБ в фильме был стройным и ясным: во время Великой Отечественной советская разведка боролась с ужасными нацистами, победила, но борьба продолжается, потому что теперь Запад превратился во врага, взяв на вооружение самые чудовищные методы нацистов. В этом повествовании КГБ последовательно боролся с врагом из разных стран, но по сути это всегда был все тот же циничный и бесчеловечный Запад.

Голос советских пропагандистов из КГБ был тоном взрослого, уставшего и помудревшего человека, который все это уже видел, потому что вынужден снова и снова пересматривать одну и ту же историю. Именно этим тоном морального превосходства говорили герои «Мёртвого сезона».

Цензура в Советском Союзе существовала не только в отношении политической информации, но и художественной литературы. Цензоры использовали избирательный подход — авторов не всегда полностью запрещали, иногда лишь некоторые их произведения. Этот избирательный подход проявлялся и в отношении к шпионских романов: советские цензоры пытались использовать книги западных писателей так, чтобы они дополняли советский нарратив об этическом и моральном превосходстве КГБ над западными разведками.

В результате советская публика знала и любила Сомерсета Моэма (но не его рассказы об Эшендене, поскольку они не были переведены); Лен Дейтон был совершенно неизвестен; Ян Флеминг постоянно подвергался нападкам советской прессы, но его книги не переводились; Джон Ле Карре был писателем, о котором публика что-то знала; в то время как Грэм Грин был широко известен и популярен.

Прокоммунистические симпатии Грина и его отношения с Кимом Филби сыграли свою роль: именно Грин написал предисловие к английскому изданию мемуаров Филби «Моя тайная война». В нём Грин заявил: «Он предал свою страну — да, возможно, так и было, но кто из нас не предавал что-то или кого-то более важное, чем страна?»

Но самое главное, советские цензоры считали, что книги Грина снабжают Советский Союз идеологическим оружием в Холодной войне. Романы Грина, наиболее критически настроенные по отношению к Западу, переводились и публиковались в Советском Союзе практически мгновенно. «Тихий американец», разоблачающий козни ЦРУ в Индокитае, был издан в Москве всего через три года после выхода в Англии. Русский перевод романа выдержал пять изданий, став самой читаемой книгой Грина в Советском Союзе.

И, конечно же, романы Грина тоже наполнены мрачной атмосферой фильмов-нуар, которую советские цензоры считают уместной для шпионского романа, действие которого происходит на Западе.

Такой же крайне избирательный подход советские цензоры применяли и к Джону Ле Карре. До перестройки в СССР были опубликованы всего две книги Ле Карре. Первая — «Убийство по-джентльменски» (A Murder of Quality), единственная, не относящаяся к шпионскому жанру. Вторым, более важным произведением Ле Карре, дошедшим до советской аудитории, был роман «В одном немецком городке» (или «В маленьком городке на Рейне», A Small Town in Germany). Книга вышла в 1968 году, в том же, что и «Мёртвый сезон». В ней рассказывается история честного, но неудачливого британского дипломата, пытающегося разоблачить бывшего офицера СС, ставшего западногерманским политиком. Во время войны этот офицер СС участвовал в бесчеловечных экспериментах – в своей лаборатории он испытывал отравляющий газ на людях, убив 31 пленного еврея. Британский дипломат в итоге погиб.

Это звучало как идеальная рифма к «Мёртвому сезону»: в советском фильме нацистский учёный попадает на службу к британцам, а в романе Ле Карре нацистский преступник становится успешным политиком в Западной Германии. В обоих случаях Запад обвиняется в поразительном акте цинизма, в полном отсутствии моральных принципов.

Возможно, это было не совсем совпадение, и в КГБ читали роман Ле Карре, работая с режиссёром «Мёртвого сезона».

Советским зрителям было понятно, почему «Мёртвый сезон» имел счастливый конец – хотя советского разведчика арестовали британцы, его обменяли и спасли товарищи, и он вернулся на родину. Они также понимают, почему в романе Ле Карре не может быть счастливого конца – британского дипломата убили из-за отсутствия справедливости в западном обществе.

«В одном немецком городке» был опубликован в журнале «Иностранная литература» в 1970 году, а также был издан отдельной книгой в 1971 году и дважды в 1990 году.

Всё это, конечно, не мешало советской пропаганде нападать на Ле Карре за другие его романы. «Литературная газета» ещё в 1965 году, рецензируя «Шпиона, пришедшего с холода», обвиняла Ле Карре в оправдании Холодной войны. Ле Карре, который сам рассылал экземпляры романа в издательства и критикам стран Восточного блока, считая, что он одинаково критично относится как к Востоку, так и Западу, посчитал себя оскорбленным советским рецензентом В. Воиновым. Он ответил на рецензию Воинова в «Литературной газете», отправив в журнал The Encounter своё «Открытое письмо» под заголовком «В Россию с приветом» («To Russia, with Greetings: an Open Letter to the Moscow Literary Gazette»).

Примечателен выбор СМИ, участвовавших в этой переписке. «Литературная газета» постоянно публиковала материалы, подготовленные КГБ, а её зарубежные корпункты фактически представляли собой совместный проект, спонсируемый КГБ. Газета также напрямую использовалась для нападений на иностранных корреспондентов в Москве. Спустя десять лет после рецензии на роман Ле Карре «Литературная газета» обвинила трёх американских корреспондентов в Москве в работе на ЦРУ: Джорджа А. Крымского из Associated Press, Кристофера С. Рена, руководителя корпункта The New York Times, и Альфреда Френдли-младшего из журнала Newsweek. Крымский был выслан из Советского Союза в следующем году.

The Encounter, в свою очередь, был британским литературным журналом, финансируемым ЦРУ.

Новый нарратив

Когда в конце 1980-х годов советская цензура закончилась, рынок быстро восполнил дефицит британской шпионской литературы – романы Яна Флеминга, Эрика Амблера, Ле Карре, Фредерика Форсайта заполнили книжные полки страны (к большому сожалению, Лен Дейтон так и не получил сравнимого уровня популярности у российской публики).

Книги этих авторов стали бестселлерами в России. Российские читатели, как и весь остальной мир, с нетерпением ждали новых романов Ле Карре и Фредерика Форсайта, неизменно затрагивавших актуальные проблемы, включая события в Советском Союзе.

Но именно Джон Ле Карре стал самым цитируемым автором среди генералов российской разведки. И дело не только во вкусах. В Ясенево посчитали Ле Карре удобным для использования в продвижении нового имиджа постсоветской разведки.

В Ясенево с ужасом наблюдали за судьбой восточногерманской тайной полиции «Штази». Они боялись, что их может постичь та же участь. Поэтому руководители ПГУ решили, что не могут полагаться на Горбачёва или даже руководство КГБ — и решили сами позаботиться о своем выживании в новых условиях.

Стратегия, разработанная в ПГУ КГБ, предполагала создание совершенно нового публичного образа советской разведки, отличающегося от имиджа Холодной войны. Исчезли все ссылки на Дзержинского и чекистов, а вместе с ними и любые упоминания о мнимом моральном превосходстве советских разведчиков. Новый нарратив о советской разведке, продвигаемый генералами, состоял из трех пунктов:

1. Поскольку советские разведчики проводили большую часть времени на Западе, они были более открытыми и либеральными, чем другие подразделения КГБ.
2. Советская разведка занималась только сбором разведывательной информации и отказалась от практики убийств за рубежом еще в 1950-е годы.
3. Поскольку разведчики работали за границей, они не могли и, следовательно, не участвовали в преследовании инакомыслящих в Советском Союзе.

Главный смысл этого нарратива заключался в создании впечатления, что советские разведчики фактически занимались тем же, что и их западные противники. Согласно этой логике, разведка КГБ и западные шпионы были, по сути, коллегами, поскольку использовали схожий набор инструментов и методов.

Конечно, это не имело никакого отношения к реальности. Но многие приняли новый имидж — чему сильно помог тот факт, что осенью 1991 года внешняя разведка стала отдельной спецслужбой, получив название Служба внешней разведки России (СВР).

Операция по изменению общественного образа советской разведки была масштабной: она включала в себя публикацию книг по истории разведки в России и на Западе, создание документальных фильмов и тесное сотрудничество с журналистами, демонстрирующее открытость новой Службы.

Ссылки высокопоставленных офицеров разведки на Ле Карре стали частью этой игры.

Начальник ПГУ КГБ Леонид Шебаршин в интервью газете «Правда» в 1990 году был, возможно, первым руководителем разведки, сославшимся в печати на английского писателя:

«Разведка стремится выявить все позитивное в мировой политике, все возможности
дальнейшего улучшения международных отношений, достижения взаимоприемлемых
решений. Но специфика разведслужбы состоит в том, что особое внимание она должна
обращать на те моменты в международных отношениях, которые создают угрозу
безопасности Советского Союза, его позициям и интересам. Причем обнаруживать такие
явления необходимо в самом их зародыше, на начальном этапе. Хочу подчеркнуть: это не
значит, что разведка видит все в мрачном свете. Герой одного из романов Ле Карре говорит:
«В нашей игре, в разведке есть два взгляда на историю — заговор или неудавшийся
заговор». Этот соблазнительный в своей простоте подход нас не устраивает. Аналитики
разведки стремятся выявлять объективную обусловленность процессов, явлений и событий,
видеть их место в более широкой панораме, рассматривать тот или иной факт не в статике, а
в динамике».

Это было интервью Шебаршина главной партийной газете страны, и оно должно было стать посланием. Дело было в апреле 1990 года, когда советское правительство начало блокаду Литвы в ответ на отказ выполнить ультиматум Горбачёва об отказе от претензий на независимость. Эта бюрократическая риторика была призвана убедить западную аудиторию в том, что ведомство Шебаршина заинтересовано в отношениях с Западом и не склонно к теориям заговора, которые могли бы поставить эти отношения под угрозу.

Пять лет спустя Станислав Лекарев, полковник внешней разведки КГБ, был направлен на конференцию диссидентов «КГБ: вчера, сегодня, завтра». В своей короткой речи он, среди прочего, сказал:

«Бывший английский разведчик Джон Ле Карре писал в 80-х годах, что одним из крупнейших просчетов западной разведки была переоценка возможностей советских спецслужб. Любой мало-мальски сносный журналист, живший в Москве в последние годы правления Брежнева, должен был знать, что в этой сфере уже ничто не работало. Рыцарь умирал внутри своих доспехов».

Цель Лекарева была понятна — представить разведку КГБ в 1980-х как безобидную, неблагополучную и неэффективную организацию. Но именно в этот период КГБ завербовал двух самых успешных агентов в американских спецслужбах — Олдрича Эймса в ЦРУ и Роберта Ханссена в ФБР. Благодаря этой деятельности КГБ удалось раскрыть нескольких советских граждан, работавших на американцев, включая инженера Адольфа Толкачева, сотрудника КГБ Леонида Полищука и генерала ГРУ Дмитрия Полякова, — и хладнокровно и безжалостно их убить.

Самый известный прямой контакт Ле Карре с российской разведкой произошло два года спустя, в Лондоне, в феврале 1997 года, когда Евгений Примаков, уже министр иностранных дел, прибывший с визитом в британскую столицу, попросил российского посла пригласить Ле Карре на обед. До премьерства Примаков возглавлял СВР, прямую преемницу ПГУ КГБ, и именно Примаков руководил переходом от разведки тоталитарного советского государства к разведке демократической России. Ле Карре приехал на обед в российское посольство в Кенсингтон-Палас-Гарденс и подарил Примакову свой только что опубликованный роман «Люди Смайли». Именно во время этого обеда Примаков произнес знаменитую фразу: «Из всех героев Ле Карре, я отождествляю себя с Джорджем Смайли».

Это был не единственный случай, когда Примаков сделал подобное замечание. Когда Мадлен Олбрайт, тогдашний госсекретарь США, и её заместитель Строуб Тэлботт ужинали в доме Евгения Примакова в Москве, разговор зашёл о книгах Джона Ле Карре. Олбрайт спросила, с кем из персонажей Ле Карре сравнивает себя Примаков, и была уверена, что он ответит: «С Карлой», но Примаков сказал: «С Джорджем Смайли».

Самоидентификация Примакова со Смайли, а не с Карлой (главным противником британской разведки в романах Ле Карре с советской стороны), отражает не столько его восхищение этим персонажем, сколько стремление показать, что не было никакой разницы между методами работы шпионов по обе стороны железного занавеса во время Холодной войны. Они занимались одним и тем же делом – именно такую ​​точку зрения продвигали наследники советской разведки в 1990-е.

Ссылки на Ле Карре пришлись к месту и позднее, в конце 1990-х, когда разведка стремительно отвоевывала потерянные было позиции. В 1999 году, когда Юрия Кобаладзе, руководителя пресс-службы СВР, попросили прокомментировать слухи о его предстоящем назначении на должность заместителя руководителя ВГТРК, он сослался на Ле Карре в своем интервью с Натальей Геворкян:

— Наверное, мы со временем научимся спокойнее относиться к этому. В конце концов, президентом Штатов был бывший директор ЦРУ. На Западе ротация военных идет постоянно.
       — В СМИ тоже? Не припомню.
       — А почему бы и нет? Вас же не удивляет, что современная английская шпионская литература создана разведчиками. Ле Карре — он кто? Я уж не говорю о Грэме Грине. На Западе к этому спокойно относятся.

По сути, Кобаладзе использовал имя Ле Карре (и Грэма Грина) для оправдания практики назначения офицеров спецслужб на руководящие посты в государственные СМИ – практики, которую стали широко внедрять при Владимире Путине. (Вместо поста на ВГТРК Кобаладзе получил должность первого замдиректора гендиректора ИТАР-ТАСС).

Так идея использовать имя Ле Карре для оправдания деятельности политического режима в Москве перешла в XXI век.

На Ле Карре ссылались и для отмывания образа сталинских спецслужб. В 2007 году руководитель программы нелегалов КГБ Дроздов опубликовал статью, посвящённую советскому разведчику Иосифу Григулевичу. В начале статьи он пишет: «По словам известного английского писателя Джона Ле Карре, великие разведчики никогда не умирают».

На самом деле Иосиф Григулевич не был разведчиком, он был одним из самых эффективных сталинских ликвидаторов: в Испании он принимал активное участие в убийстве Андреса Нина, лидера ПОУМ (Григулевич также выступал переводчиком на его допросах). Григулевич также участвовал в первом покушении на Троцкого в Мексике — именно Григулевич постучался в дверь виллы Троцкого. Короче говоря, он вряд ли был тем, кого Ле Карре мог иметь в виду, когда писал о «великих разведчиках».

В 2014 году, когда Путин только что аннексировал Крым, ветеран КГБ Михаил Любимов (тот самый, который так гордился приглашением в гости к английскому писателю) сослался на Ле Карре, отвечая на вопрос «Новой газеты» об аннексии:

«— Границы перекраиваются постоянно, несмотря на европейские акты о гарантии их безопасности. И у нас после перестройки другие границы. Появилась объединённая Германия, исчезла Югославия… Я избавился от идеализма: почему Западу можно, а нам нет? Мне ещё Ле Карре говорил: «Запад окончанием холодной войны и перестройкой не воспользовался для налаживания отношений». Добавлю: не только не воспользовался, а ещё и использовал нашу доверчивую глупость во внешней политике. А Крым взят бескровно. Плебисцит состоялся.»

Так Любимов использовал имя Ле Карре даже для оправдания аннексии Крыма.

***

Оперативники и генералы КГБ и СВР всегда подходили к романам Ле Карре с практической точки зрения. На протяжении всей Холодной войны и постсоветского периода они старались найти способ использовать его имя и репутацию в своих корпоративных целях.

Во время Холодной войны КГБ пытался использовать его романы для поддержки нарратива о моральном превосходстве советской разведки над западными коллегами.

После окончания Холодной войны, когда возникла реальная угроза полного роспуска КГБ, в разведке придумали нарратив о предполагаемом сходстве методов, применявшихся бывшими противниками, и снова попытались использовать романы Ле Карре.

Короче говоря, советские и российские разведчики всегда пытались использовать Ле Карре, чтобы представить себя и свою спецслужбу как профессиональную, интеллектуальную и рациональную организацию.

Они хотели скрыть то, чем она была на самом деле – мстительной, жестокой и параноидальной тайной полицией.

На английском опубликована как глава в сборнике Tradecraft: Writers on John le Carré

Agentura.ru 2025